Я родилась в Удмуртии. После школы переехала в Казань, поступила на режиссёра. Потом закончила вуз, немного работала по специальности, затем неожиданно для себя и для всех близких начала заниматься созданием украшений, шить. Сейчас это моя основная работа, надеюсь, что другой не будет.

В школе моим любимым предметом была литература — прямо не могла, только ради неё ходила в школу. Потом я начала смотреть много кино, ближе к 10-му классу. Поняла, что мне это очень нравится, захотелось снять что-то самостоятельно. Изначально я думала, что буду учиться на игровом кино. Но судьба так распорядилась, что мои документы попали на документальное направление. Ничего с этим поделать я не могла, поэтому решила, что поступлю, а потом, может, переведусь впоследствии.

В итоге я пришла на первое занятие к мастеру и поняла, что мне так повезло, это настолько мое. Игровое кино оно такое: ты должен быть сам артистом, актером, ты должен уметь поорать, быть лидером. А в документальном кино ты сам себе хозяин, вообще что хочешь, то и делаешь. Мне очень хочется назвать себя режиссёром, но поскольку я несколько лет ничего не снимаю, мне сложно это сделать. Но все равно я очень люблю это дело и очень надеюсь продолжить этим заниматься.

Мне кажется, когда я снимала свой последний фильм, я очень долго его монтировала, полтора года точно над ним работала — устала. Все время пересматривала материал, он меня настолько вымотал, до невозможности, вплоть до того, что я не могла взять камеру в руки, чтобы сделать кадры на улице. Вообще не тянуло меня. Там как раз началась пандемия, и я уехала в деревню к родителям, это был апрель, только начинала земля согреваться. Мы с родителями начали копать огород. Мне всегда очень нравилось находить под ногами какие-то артефакты, вещи интересные. Очень много битой посуды постоянно находилось, и я ее собирала. До пандемии я тоже любила собирать такие штуки, просто они у меня где-то лежали, а той весной я их сознательно искала, они мне так нравились, они были для меня как драгоценности. Я подумала: «Вот чего они у меня просто лежат в шкафу в пакетах? Может, можно что-то попробовать из них сделать».

Я знала, что люди делают украшения из посуды — это не мое ноу-хау. Но нигде не было никакой информации, никакой инструкции о том, как осколки превратить в украшения. И я давай искать инструмент: нашла наждачку у папы в сарае, давай это все делать. Он мне, кстати, тоже помогал. Так я постепенно-постепенно набиралась опыта. Уже два года, как я этим занимаюсь, и постоянно придумывается что-то новое, какие-то новые решения, чтобы было ещё лучше, чтобы ещё крепче сидело.

Мне кажется, это произошло, потому что я устала от бессильной работы головой, которая просто мучает меня, мне хотелось что-то делать руками. Потом, когда я уже машинку купила, я словила такое что классное чувство: сижу, веду строчку, чувствую себя как на заводе — мне это так нравится (смеётся). В этот момент такая свободная, ты можешь думать о чем хочешь. А руки сами правильно все делают и делают. Очень приятное чувство.

Я вообще не умела шить, даже в школе на трудах фартук не могла прострочить. Но когда я начала заниматься рукоделием, то начала искать всякие референсы, сидеть в Pinterest, мне там стали попадаться платья, красивая одежда, и мне очень хотелось когда-то сделать их самой. Я сохраняла то, что мне было по вкусу. Потом думаю, ну уже пора: купила машинку швейную и просто сидела изучала инструкцию, попробовала шить, сначала сумки-авоськи прямой строчкой. Какое-то время я собирала Бурду 90-х годов, начала шить по их выкройкам.

Изначально в моей деятельности не было экологического подтекста — мне просто нравились осколки, они мне казались чем-то драгоценным, особенным. Мне удовольствие приносит мысль, что этой посудой пользовались люди со своей историей, и возможно, их уже нет в живых, но они пили из этих чашек, и у них была хорошая жизнь. Все это мне очень нравится.

Потом со мной связалась казанская организация «Экологично», которая занимается сбором вторсырья. Они предложили мне собирать битую посуду от населения, начали мне эту посуду передавать. Вот тогда я уже поняла, что действительно все это идёт не на помойку, а из этого создаётся что-то новое и людям это приносит радость — очень здорово.

Я начала шить. У меня мама все собирает, ничего никогда не выкидывает. И у нас в деревне все, что собирала прабабушка, лежит и ничего не выкидывается. Ткани со временем истлевают, появляются пятна, моль заводится. А мне эти ткани так дороги, потому что я очень люблю свой деревенский дом, истории про моих прабабушку и прадедушку. Я решила начать шить из этих тканей, и потом как-то все само пошло. Другая бабушка тоже отдала свои старые ткани, затем тетя. Они такие красивые, ну очень красивые, в них чувствуется история. Был такой случай: я пошла к своей бабушке, которая у меня одна осталась с папиной стороны, она мне подарила ткани. Мы пришли с мамой домой и начали эти ткани разглядывать. Мама такая: «Ой, та же это же наши ткани». Оказывается, когда моя бабушка умерла, на ее поминках раздавали ткани*, и это полотно попало ко второй бабушке, а вот сейчас вернулось ко мне — так забавно. Еще я заметила, что когда прихожу в магазин тканей, у меня не откликается ничего, не возникает никаких образов, что шить. Самая любимая часть — это когда мне отдают какие-то ткани: я сижу и представляю, что у меня может из них получиться. С новыми тканями из магазина такого нет. Буквально один раз я сшила сарафан из нового материала, так как мне показалось, что он походит под идею.

Вот у меня появилась ткань, сначала я вглядываюсь в неё…с некоторыми тканями сразу придумывается образ, ты видишь и думаешь, вот из этого рубашка получится — класс. Одна смешная ткань у меня лежала так долго, а потом мне в голову стрельнуло, что из неё получится хороший сарафан.

Первый этап — придумать образ и зафиксировать его. Что касается зарисовок, то я ужасно рисую, вообще не умею рисовать. Cледующим этапом я своими каракулями пытаюсь разрисовать детали образа, а потом перекладываю по каким-то основным выкройкам. Далее я модифицирую в зависимости от идеи выкройки основные, которые у меня есть. Потом шью на машинке. Сложно начать, но как только начну, сразу легче идёт. Потом я убираю нитки, глажу, хожу тут как хозяйка. Затем один из сложных для меня этапов — это отснять вещи. Сейчас полегче стало, но первое время вообще было непривычно все это фотографировать, потому что каждый раз что-то сфоткаешь, думаешь, что дурацки. Ходишь, страдаешь потом.

Это волшебный момент, вот как люди стихи пишут, так и здесь происходит. Мне кажется, я опираюсь на характер, что ли. Смотрю на ткань и вижу какой-то эмоциональный подтекст. Вот ты на неё смотришь, и все само собой придумывается.

Мне очень нравятся ассоциации, вообще любые, то есть с чем угодно. Например, с книгами, с фильмами. Ткань навевает что-то, потом определяешься с характером и придумываешь что-то, да. Рубашку последнюю я шила, сама красила ткань в технике тай-дай. И вот мне казалось, что это рубашка мальчишки, который ходит в школу, такой третьеклассник, и весь он такой испачканный чернилами, и как будто май скоро…вот такой ассоциативный ряд.

На самом деле, очень сложно сказать, какая вещь самая любимая. Почти вся одежда у меня в единственном экземпляре, буквально пару рубашек было из одной ткани. Мне кажется, что если бы мне пришлось шить из одной ткани одинаковые вещи, я бы не смогла. Мне второй раз шить то же самое очень сложно, было такое. А тут повторять несколько экземпляров. Это я к тому, что каждая вещь отличается от другой, поэтому я каждую очень нежно люблю.

Есть любимая посуда. Это и самая сложная, и самая любимая вещь, получается. Я делаю это редко, но вот как-то я делала мозаику на глиняном горшке из битой посуды. Это очень сложно, кропотливая работа: тебе нужно подбирать цвета, чтобы было красиво. Тот горшок назывался «Морозное зимнее утро» — обожаю его, он очень красивый.

На самом деле, у меня не так много заказывали люди одежду по своим идеям. Я поняла, что вряд ли буду изменять свои модели, я же не профессиональная швея. Это надо быть очень умным и реально шарить за это. Летом тетя попросила сшить платье, и я вообще замучилась, потому что это и правда сложно.

Да, у меня есть одна мечта. Мне очень очень хочется открыть свою мастерскую. Это должно быть такое пространство, куда могут приходить люди, где они могут померить одежду, поболтать друг с другом, где можно будет провести мастер-класс, выпить кофе. И я тут же буду создавать и работать. Чтобы это было что-то такое деревянное…я присматриваюсь сейчас к некоторым пространствам. Конечно, сейчас все покачнулось, а так хотелось бы какой-нибудь старый дом в центре арендовать… Сейчас я работаю дома, а людям сложно приходить домой к незнакомому человеку. Я приглашаю, но наверное, людям как-то странно это делать. Поэтому хочется какое-то своё пространство, чтобы там было общение, чтобы все встречались, тусили, радовались.

Я из города Глазова. Мы же живем в городе, но у нас есть домик в деревне Кестым, это татарская деревня. Там прошло мое раннее детство. Потом я каждое лето приезжала туда. Это просто лучшее место на земле (смеётся). Оно настолько любимое, не описать словами.

Во-первых, оно научило меня видеть природу, замечать ее и очень любить. У меня смерть сколько таких воспоминаний. Я очень люблю солнце западное, закатное..это вот оттуда пошло, потому что каждый вечер я возвращалась домой под этим солнцем. Коровы ещё — ты их так любишь, они такие красивые. У нас не было животных, а у моей тёти были коровы, и вот ты идёшь к ней за молоком, она даёт тебе бутылку, ты возвращаешься домой, пьёшь это молоко и как будто это не молоко, а все эти травы летние, которые настоялись, яблоки и ягоды. Любовь к природе, к простым вещам. У меня с детства фишка, я ужасно люблю везде копаться, и у нас в деревне была куча шкафов, тартмы, выдвижные ящики.

Кажется, я поняла, что произошло: каждую весну мы приезжали в этот дом, мыли его после зимы, вытаскивали все вещи из ящиков, перебирали, а затем складывали обратно. Это было мое любимое занятие, копаться в этих шкафах: бабушкины украшения, одежда, платки…Любила все надевать, мерить, книги разглядывать. Копаться там я научилась, чувствую.

Татарский я знаю, но очень плохо. В семье мы нечасто разговаривали на нем, у нас ещё и диалект, который отличается от классического казанского татарского. В Казани я вообще ничего не понимаю, особенно при разговоре. Но когда я приезжаю к себе в деревню, и кто-то со мной там начинает общаться, то я все пойму.

Я поступала же изначально на режиссёра в Москву/Казань. Так получилась, что именно на режиссёра я подавала документы только в Казани, и у меня вопросов даже больше не было, куда я ещё могу поехать, потому что я хотела быть именно режиссёром. Казань, на самом деле, такое странное место, потому что здесь более традиционная культура. В общем, наверное, я чувствую, что со временем это проходит, но, допустим, здесь меньшей популярностью пользуются моя одежда. У меня в основном берут из других городов: из Москвы, Питера. К секондам тут тоже по-особенному относятся, не так открыто. Но со временем это меняется.

Наверное, это что-то личное. Мне было бы интересно снимать просто человека, о человеке. У меня нет мыслей политических, социальные темы затрагивать тоже не хочу.

У меня есть один любимый режиссёр — Виктор Косаковский. У него есть фильм с таким простым сюжетом: он то ли болел, то ли ногу сломал, и ему приходилось сидеть дома. Он снял фильм из окна своей квартиры. Он просто снимал, как чинят дорогу, как люди ходят…меня в документальном кино привлекает особенность (может, это конечно так не очень хорошо), что режиссёр — это главный герой во всех своих фильмах, потому что он показывает мир таким, каким он его видит. В общем, мне очень нравится, когда какие-то простые вещи показывают. Вот мне нравится, как он просто снимал асфальт во время дождя. Он приближает камеру настолько, что этот мокрый асфальт выглядит как драгоценный переливающийся камень — это так круто. Мне кажется, в документальном кино и вообще в кино визуальная часть очень важная, а про неё забывают. Основной становится история. На мой взгляд, история может быть не так важна, как то, что ты видишь и показываешь. Это же картинка все-таки. Мой последний фильм, конечно, вообще не такой, но хотелось бы к этому прийти.

Я долго думала над этим вопросом. Наверное, главное, что может сделать каждый человек — это не быть равнодушным. Проявление малодушия бывает у всех, мы все неидеальны, и нужно уметь замечать, когда это с тобой происходит, и не давать этому разрастись. Кажется, что все самое грустное и плохое происходит как раз от равнодушия и малодушия. А если ты сопереживаешь, то ты уже изначально поступить не сможешь по-другому. Ты обязательно поступишь по-хорошему, по-честному, по совести…и если бы люди, каждый, старался не закрывать глаза на какие-то вещи и не притуплять в себе чувства (хотя это очень сложно, я понимаю), тогда мир бы стал, наверное, лучше. От крошечных вещей до глобальных. Например, ты выкинешь фантик на улице, просто потому что тебе плевать. А если ты чуть-чуть подумаешь, то уже поступишь по-другому.